Interesting Articles

Thursday, August 31, 2006

Лидером рынка становится совсем не тот, кто умнее

(c) "Секрет фирмы"
Текст: Константин Бочарский

За десять лет пришедшая в Россию из Азии лапша быстрого приготовления стала национальным продуктом. Как возникают новые товарные категории и целые новые рынки, рассказал руководитель департамента маркетинга ТД «Роллтон» Александр Соколоверов. «Приходится, что называется, пальцем в небо: попал – не попал»


«Секрет фирмы»: Есть в России такой феномен: возникновение новых рынков с нуля. Например, рынок сухариков, каш быстрого приготовления, а теперь и вашей лапши. Отчего так происходит?
Александр Соколоверов:
Часто успех определяется простым постулатом: надо быть в нужное время на нужном рынке с нужными ресурсами, и тогда все будет хорошо.

СФ: То есть на все воля случая?
АС:
Успех всегда случай. Спросите любую компанию, ставшую лидером рынка,– сильно сомневаюсь, что кто-нибудь скажет: мы заранее знали, что так будет. Скорее всего, скажут: мы понятия не имели, что когда-нибудь у нас будет столько денег.

СФ: А вы бы что сказали?
АС:
Как-то, читая книгу про историю Procter & Gamble, я обратил внимание вот на что. В ретроспективе P&G – великая компания с мощным портфелем брэндов, инновациями и революционными продуктами. Да, но это же за сто лет! Мы в «Роллтоне» тоже, конечно, мечтаем вырасти и захватить свой рынок, а потом еще какой-нибудь. Но за последние сто лет скорость человеческой мысли вряд ли стала выше. Поэтому скорость, с которой происходят открытия на рынке, остается прежней. Это касается и новых категорий. Если взглянуть на пищевую отрасль, то, наверное, каждые лет 20 здесь будут возникать новые рынки. Но мы же работаем в России, где все происходит очень быстро. И потому если прошло пять лет, а ты еще не лидер, то возникает ощущение трагедии: «рынок еще не наш». Это исключительно российский феномен – дойти до уровня P&G за десять лет, когда ему на это потребовалось сто.

СФ: И как же стать лидером рынка в десять раз быстрее, чем P&G?
АС:
По поводу новых рынков есть такой интересный момент. Российские компании стараются создавать рынки по наитию, на авось.

СФ: Какой ужас…
АС:
Мы действуем так, потому что у нас нет ресурсов, чтобы делать так, как делают «там». А «там» берут, скажем, миллиард долларов и тратят его на R&D…

СФ: Но «там» тоже не каждый может миллиард на R&D потратить.
АС:
Наши прямые конкуренты – Unilever, Nestle – могут. А у нас таких денег нет. Мы бы, наверное, тоже так хотели: заниматься плановым развитием рынка, подходить к развитию новых категорий через научный поиск. Это медленно, затратно, зато результат гарантирован. А приходится, что называется, пальцем в небо: попал – не попал.

СФ: Про тыканье пальцем хотелось бы поподробней. Не так давно вы открыли два новых направления: бульонов и чая-кофе. Это кажется безумием, потому что там работают монстры – Nescafe и Maggi. И при этом в интервью СФ вы как-то говорили, что ваша компания «не ищет ниш, а идет и бьется». Зачем вам это все?
АС:
Любая ниша имеет конечный и достаточно небольшой объем. Можно стать лидером в нише, но даже если вытеснить всех, то куш невелик. А когда выходишь на большой рынок, даже заняв маленькую долю, это все равно принесет больше. Есть рынки, где даже 1% – уже хороший кусок пирога. При этом ничто не мешает в случае удачного стечения обстоятельств взять еще пару-тройку процентов.

СФ: Согласно популярным в России идеям Джека Траута, от лидеров рынка надо дифференцироваться. А вы, наоборот, лезете на их территорию.
АС:
Если бы на рынке была одна Nestle, то, может, и не стоило бы. Но Nestle занимает около 60% рынка. А сорок-то процентов занимает не Nestle!

СФ: А рынки большие?
АС:
Около $6 млрд. Взять 10% – уже отличный бизнес.

СФ: Ну да, если учесть, что весь рынок лапши оценивался в прошлом году в $600–650 млн, а у вас там 50%. А когда вы готовились к выходу, вы верили, что этих гигантов возможно подвинуть?
АС:
Волков бояться – в лес не ходить. Я не люблю авантюры, но, к сожалению, в бизнесе, чтобы быть успешным, надо быть авантюристом. Не быть им можно, когда у вас есть ресурсы, тогда можно обдумать, как правильно вести себя на рынке. А когда ресурсов нет, приходится действовать по наитию. Если бы мы не верили, что у нас получится на рынке кофе, зачем туда лезть?

СФ: А вдруг вы ошибаетесь?
АС:
Раньше я думал, что побеждает тот, кто делает все правильно. Сейчас я уверен в обратном. Ошибки совершают все и делают это постоянно. Это аксиома. Мне кажется, кто больше суетится, тот и побеждает. В результате лидером рынка становится тот, у кого цена ошибок ниже, а совсем не тот, кто умнее.

ДОСЬЕ
Александр Соколоверов родился в 1966 году. В 1989-м окончил Московский авиационный институт по специальности «математическое моделирование ядерных космических установок», год работал на кафедре, затем ушел в рекламный бизнес. С 1993 по 1994 год – главный редактор газеты «Бизнес в Москве», с 2000 года – руководитель службы рекламы и продаж газеты «Экстра М». С 2001-го – директор по рекламе компании «Эконика», директор креативного агентства «Эмка» в структуре холдинга. С 2003 года – руководитель департамента маркетинга и рекламы ООО «Торговый дом „Роллтон”». С 1997 года преподает, ведет бизнес-тренинги по специальности «реклама и маркетинг». Получил степень MBA в ГУ-ВШЭ. Женат, четверо детей.



«И каждый раз ты как ежик в тумане»
СФ: Наверное, такая философия накладывает особый отпечаток на работу маркетолога?
АС:
Понимаете, тут какая петрушка… Профессия маркетолога как испорченный барометр. Сегодня он соответствует обстоятельствам, а через год может уже и не соответствовать. Главная проблема профессии: самое удачное придумывается тогда, когда ты об этом не знаешь. В результате получается, что у тебя никогда нет банка успешных решений, на основании которых можно делать новые проекты. Проходит год, меняются рынок, ситуация, и то, что ты делал в прошлом году, уже перестало быть актуальным. И каждый раз ты, как ежик в тумане, заново проходишь этот путь. Более того, бывает, что маркетолог находит успешный прием и начинает его эксплуатировать. Он видит, что все довольны, и продолжает этим заниматься. А рынок-то давно изменился! Взять того же Джека Траута. В свое время он придумал много полезного. Но все это он придумал для «того» рынка. Вот уже последние лет пять Траут не актуален. Хотя он по-прежнему ездит по миру, читает лекции и не перестал быть уважаемым. Но он остался в «том» рынке, который был до 2000 года. Сейчас он уже не в теме. Правда, есть огромное количество людей, до сих пор искренне уверенных в обратном.

СФ: И в чем заблуждается Траут?
АС:
Это очень просто. Все развивается циклически. Когда-то было необходимо УТП – уникальное торговое предложение. Товары были безликими, и им требовалось указание на определенное физическое преимущество. Затем выяснилось, что технологии так серьезно ушли вперед, что физические преимущества достаточно легко копируются. Это чисто экономическая проблема. Всякое новое физическое преимущество требует вложений в разработку. Когда вложения в разработку начинают превышать реализацию этого преимущества через продажи, возникает желание сэкономить и вместо физической вложиться в эмоциональную составляющую.

СФ: В брэнд?
АС:
Можно и так сказать. Вот под этим флагом и прошел конец прошлого века. Считалось, что в первую очередь надо заниматься позиционированием в области эмоций. Но юмор заключается в том, что, когда Траут это придумывал, потребитель был относительно неискушенный. Он привык к наличию явных физических преимуществ у именитых марок над неизвестными. Но когда пришло понимание равноценности товаров, когда появились абсолютно равные товары, эмоциональные преимущества стали последней зацепкой в их дифференциации. Потребитель еще был не готов признать это равенство. А сегодня он настолько искушен, что когда ему предлагают эмоции, он просто на это не реагирует. Когда вы видите рекламу пивных роликов после десяти вечера и понимаете, что ни в одном ролике нет ни одного физического УТП, а только эмоциональные, становится ясно, что доли рынка перераспределяться не будут. И все это просто потому, что потребитель изменился.

СФ: А что ему нужно теперь?
АС:
Сегодня потребитель понимает, что реальные различия товаров лежат только в физической области. Я, например, одновременно являюсь абонентом и «Билайна», и «Мегафона». И если я звоню в их справочные, то просто по количеству потраченных минут легко определяю, какой сервис лучше. И мне не нужны все эти…

СФ: …рекламные кампании?
АС:
Нет, их, конечно, интересно смотреть… Но в примере, который я вам привел, есть четкий критерий, по которому можно определить разницу. А когда я смотрю рекламу, я разницы не чувствую. Траут был прав. Но на «тот» период. Потребитель ушел вперед, и теперь ему снова нужны физические преимущества. Яркий пример – наш бульон. Он у нас относительно дешевый…

СФ: Относительно чего?
АС:
Относительно конкурентов – Maggi, Knorr и других. У нас 40 порций в пакете стоят всего в два-три раза дороже одного их кубика. Так вот, я всегда искренне думал, что мы завоевываем рынок именно благодаря этой дешевизне. Мол, у нас такой потребитель: ему надо, чтоб было дешево. Но однажды мы проводили тестирование и выяснили, что, кроме всего прочего, потребитель воспринимает наш бульон еще и как самый вкусный. После этого стало окончательно понятно, что хотя цена и имеет значение, но если б он не был самым вкусным, то не получил бы в категории рассыпчатых бульонов долю рынка почти 90%. Мы вытеснили всех. Теперь я уверен: если продукт становится лидером по «слепым тестам», у него есть все шансы стать и лидером продаж.

ДОСЬЕ
Компания DHV-S, производитель вермишели быстрого приготовления «Роллтон», создана в 1998 году. DHV-S выросла из представительства посреднической компании, специализировавшейся на экспорте-импорте оборудования, торговых операциях между Россией, Вьетнамом и другими странами Азии. Когда бизнес потерял актуальность, компания занялась производством продуктов быстрого приготовления. Для этого в 1998 году была создана марка «Роллтон» и одноименный торговый дом. Позднее группа компаний была реорганизована в международный холдинг FG Food. Компании DHV-S принадлежат несколько заводов в Подмосковье, специализирующихся на выпуске вермишели быстрого приготовления, пюре, бульонов, приправ и снеков. По данным компании, ей принадлежат 32% рынка вермишели, 25% рынка бульонов (в категории «рассыпчатые бульоны» – около 90%) и около половины рынка пюре быстрого приготовления. Летом 2004 года компания вышла на рынок снеков, выведя марку Big Bon, в 2005-м использовала эту марку для запуска обедов в верхней ценовой категории. В марте 2006 года объявила о выходе на рынок чая и кофе.



«Все гениальное уже сделано, осталось только правильно скопировать»
СФ: Вас упрекают, что вы копируете конкурентов. Например, их упаковку.
АС:
Все исследования говорят, что для пищевых продуктов быстрого приготовления существуют свои цвета-символы, по которым люди делают выбор: желтый и красный. Первыми на этом рынке были Maggi – они задали стандарт. И что нам теперь остается делать?

СФ: У вас даже есть продукт «Золотая кружка Роллтон»…
АС:
Да, есть. Когда мы станем лидерами на рынке, мы тоже сможем ни на кого уже не оглядываться. Я понимаю, всем хочется, чтобы компания удивляла оригинальностью. Но в конце концов мы делаем деньги, и у нас нет задачи, чтобы о нас писали красивые книжки. Нам нужно, чтобы, во-первых, люди, для которых мы выпускаем продукт, были довольны, и во-вторых, чтобы все, для кого мы это делаем, обогатились. Кому-то такой взгляд на вещи может показаться скучным. Но что поделать – это бизнес! Я как-то даже дал свое определение маркетинга, которому стараюсь следовать: «Маркетинг – это с помощью услуг или товаров делать жизнь людей лучше». Поэтому если мы сделали упаковку, которая похожа на Maggi и нравится потребителям,– пожалуйста. Если мы сделали что-то лучше и потребителю это понравилось больше – еще лучше. Но иногда честнее себе сказать, что все гениальное уже сделано, осталось только правильно скопировать.

СФ: Лапша быстрого приготовления – продукт, находящийся вне традиций нашей кухни. Но его уже покупают домой, в качестве продукта для домашнего стола. Вы гордитесь тем, что своей лапшой завоевали сознание людей?
АС:
Это не мы завоевали, это категория завоевала.

СФ: В чем разница?
АС:
Давайте взглянем на ситуацию уж совсем глобально. В Советском Союзе не была привита культура автомобиля. Их было мало, мало кто на них ездил, мало кто верил, что когда-нибудь у него будет автомобиль. Сейчас на автомобилях ездят все: возникла такая товарная категория, а у людей появились ресурсы для ее использования. А если какая-то категория вносит в жизнь людей удобство, то они начинают ею пользоваться, даже если раньше ее вообще не существовало.

СФ: И чем, на ваш взгляд, сухая лапша делает жизнь людей лучше?
АС:
Человек за три рубля получает пусть и суррогат, но вполне качественный заменитель горячего обеда. У кого-то нет денег, а у кого-то нет времени, и потому такая еда выгодна. Знаете, я понял, что люди делятся на две категории: гурманов и тех, кому все равно, что есть. Я подозреваю, что стал всеядным (наверное, это новое требование времени). Если есть возможность, лучше пойти в хороший ресторан. А в остальное время могу спокойно загружать в себя жиры, белки и углеводы, и какая, собственно, разница, в какой они будут форме.

СФ: Но то, что ваша лапша проникла еще и на кухню,– это уж и вовсе чертовщина…
АС:
А вот это уже наша работа. У каждого продукта существуют функциональные границы применения. И если рассматривать его только как продукт для перекуса, это был бы очень маленький рынок сбыта. Задача любого производителя – расширить возможности потребления продукта. Поэтому из года в год реклама всех участников рынка пропагандировала его потребление в домашних условиях. Эти ролики создавали стереотипы. Видимо, мы своего добились. В свое время сотовая связь доказывала, что телефон нужен не только тогда, когда вы отправляетесь в поход. И в роликах про зубную пасту до сих пор показывают, какой огромный ломоть надо выдавливать на щетку, хотя эффективность применения пасты от этого не увеличивается. Если невозможно расширить рынок сбыта за счет съедаемых за раз порций, значит, придется делать это за счет причин, по которым эти порции надо есть.

СФ: Есть еще идеи, как вы будете расширять рынок?
АС:
В Европе потребление подобных продуктов раз в пять больше, чем в России, а в Америке – в десять. Говорить, что там просто больше представителей Азии, глупо: их не может быть настолько больше. Просто эти рынки сформировались еще четверть века назад. Кроме того, там продукт стоит 1 евро, а у нас – 3 руб. Если бы мы могли продавать продукт по 30 руб., то рынок тут же вырос бы в 10 раз.

«Бизнес не терпит жалости»
СФ: Золотым временем для «Роллтона» был конец 1990-х: после 1998 года ваш продукт оказался для многих отличным решением проблем. И первая ваша рекламная компания на ТВ появилась лишь в 2002 году – четыре года вы эксплуатировали этот тренд. Но сейчас тренд изменился. Доходы населения растут. Для вас наступили трудные времена?
АС:
Теоретически, да, но на практике потребление «Роллтона» только растет.

СФ: Почему?
АС:
По одной простой причине: сидя в Москве, России не понять. Я тоже годика два назад думал, что раз благосостояние людей растет, то нас скоро ждут трудности. Практика же доказала обратное. Я думал над этим и пришел к следующему выводу: мы неправильно интерпретируем этот самый рост доходов.

СФ: А как правильно?
АС:
Смотрите: вот у нас был потребитель с низким уровнем дохода, а был некий средний класс. Вся беда в том, что перетекания людей из одного класса в другой не происходит. Средний класс развивается, и создается впечатление, что жизнь россиян улучшается. А рабочие в регионах как, скажем, получали 6 тыс. руб., так и получают.

СФ: Ну зарплаты у рабочих тоже растут…
АС:
Ну и что? Все равно за эти деньги ничего, кроме «Роллтона», они по большому счету позволить себе не могут. В России не созданы условия для зарождения среднего класса из малообеспеченных слоев. Из детей интеллигентов, чиновников и нефтяников средний класс может формироваться, а из малообеспеченных семей, семей тех же рабочих, которые за рубежом и составляют средний класс,– нет.

СФ: И пока это так, вашей продукции ничто не грозит?
АС:
Я выскажу еще более крамольную мысль: боюсь, что в России это навсегда. Нет, конечно, страна будет развиваться, но в целом модель общества не изменится. Если почитать классиков и заменить там «сударь» и «сударыня» на современные обращения, а «государь» на «президент», то окажется, что с тех пор в России ничего не изменилось. Меняются атрибуты, а суть остается прежней. Так было до революции, после революции, при социализме, перестройке и капитализме. И это ни хорошо, ни плохо. Просто надо смотреть правде в глаза.

СФ: И вам это только на руку?
АС:
Да. Бизнес не терпит жалости.

Краудсорсинг: помощь всемирного клуба знатоков

Сегодня если вы хотите купить фотографию, видеоклип или решить сложную задачу вам не обязательно обращаться к профессионалам. К вашим услугам глобальная сеть и все знания и умения ее пользователей.

Развитие технологий сломало барьеры, которые когда-то отделяли любителей от профессионалов, а интернет предоставил им равные возможности. Люди, работающие неполный день, увлечённые дилетанты внезапно получили площадку, где они могут заявить о себе и реализовать свои амбиции. По сути, они создали новый рынок, на котором самые «сообразительные», склонные к новаторству компании увидели неиссякаемый источник идей и контента. Нужно просто уметь апеллировать к скрытым талантам «толпы» (crowd) – пользователей всемирной паутины. Конечно, эти «служащие» не всегда свободны, не всегда квалифицированы и часто их контент оказывается не лучшего качества, но их услуги и стоят намного дешевле услуг специалистов, которые тоже не всегда оказываются на высоте. Нужно просто немного терпения, и одно из тысяч предложений непременно окажется стоящим. Это уже не аутсорсинг, это - кроудсорсинг (crowdsourсing).

Движение энтузиастов программного обеспечения с открытым кодом показало, что увлеченные любители могут создать даже более совершенный скрипт, чем команды разработчиков Microsoft или Sun Microsystems. Википедия продемонстрировала, как можно создать всестороннюю и максимально полную энциклопедию онлайн. А такие компании, как eBay и MySpace за короткий срок создали удивительно доходный бизнес, который был бы невозможен без вклада пользователей.

Фото

Клаудии Менаш, руководителю проектов Национального музея здоровья в Вашингтоне, срочно понадобились фотографии людей, больных гриппом, для иллюстрации одного из музейных каталогов. Понимая, что специальная фотосессия потребует огромного количества времени и денег, она попробовала найти неопубликованные снимки у профессиональных фотографов. Марк Хэммел, один из профессионалов к которым обратилась Клаудия, предложил ей необходимые фотографии по цене $100 за штуку. Но Менаш нашла иной выход – сайт iStockphoto, где приобрела 56 фотографий, заплатив по $1 за каждую.

iStockphoto - это ресурс, созданный молодыми проектировщиками, для свободного обмена фотографиями между пользователями-дилетантами: студентами, домохозяйками, инженерами и т.д. Сейчас на сайте более 20000 зарегистрированных участников, а средняя цена за фото колеблется от $1 до $5.

Какой вывод можно сделать из этого случая? Сегодня любитель приобретает профессиональную камеру за $1000 и с помощью компьютера и Photoshop может создавать фотографии, практически на равных конкурирующие с продукцией таких мастеров, как Хэммел. Прибавьте к этому возможности интернета и мощную технологию поиска, и ситуация становится очевидной. Краудсорсинг теснит профессионалов. А ведь iStockphoto – это только первая ласточка.

Постепенно на новые тенденции стали обращать внимание и традиционные компании. Getty Images выкупила ресурс iStockphoto за $50 млн. Как говорит главный администратор Getty Джонатан Клейн: «Если кто-то подрывает основы деятельности вашей фирмы, то пусть это будет другая ваша фирма». Ежемесячно доход ресурса увеличивается на 14%, а общее количество проданных фотографий в 2006 составит 10 млн. К тому же ресурс имеет постоянных клиентов, среди которых не только относительно небольшие фирмы с ограниченным бюджетом, но и такие структуры, как IBM или United Way.

Видео

Кабельный телеканал VH1, принадлежащий Viacom, в 80-х годах сделал ставку на трансляцию видеоклипов популярных исполнителей. Но с течением времени эта стратегия перестала приносить прежний доход, да и аудитория начала стремительно сокращаться. И тогда канал пошел на беспрецедентный шаг: они запустили в прайм-тайм Web Junk 20 – первую регулярную программу, состоящую из самого забавного домашнего видео, которое можно найти в интернете. Первая, но судя по ошеломительному успеху, явно не последняя программа такого рода.

Когда Майкла Хиршорна, исполнительного вице-президента компании по программированию и производству и создателя этого шоу, спросили, как ему в голову пришла эта идея, он ответил: «Я наблюдал за ростом доли видео в сети, за взлетом YouTube и подумал, что у нас под носом гигантский склад популярного контента, но мы почему-то его игнорируем. Так оформилась идея. Ну а привлечь людей не составило труда – кто же не захочет увидеть себя по телевизору?» В результате компания получила суперпопулярную программу, заплатив за нее минимальную цену.

Однако отобрать нужные клипы оказалось непросто, потому что большинство эпизодов, выложенных в сети, не могут похвастаться высоким качеством, и команде пришлось отсмотреть тысячи клипов в попытке отделить зерна от плевел. Но это того стоило. Первый же сезон шоу посмотрело свыше полумиллиона зрителей, причем это только те, кто входит в целевую аудиторию канала – люди от 18 до 40 лет, по уровню доходов принадлежащие к среднему классу. А это в несколько раз больше, чем аудитория последней комедии VH1, в производство которой было вложено более $1 млн.

Хиршорн полагает, что видео, произведенное пользователями, станет основным компонентом телевидения 2.0. «Я с легкостью могу вообразить время, когда все наши программы будут включать в себя подобный «пользовательский» «народный» (crowd-) компонент «. Кроме того, пользователи, увидев такое внимание к себе со стороны корпораций, станут совершенствовать свое искусство и постепенно уровень их профессионализма возрастет. В конце прошлого года Pew Internet и American Life Project провели исследование, которое показало, что 57% из 12-17-летних пользователей интернета создают какой-нибудь вид контента и выкладывают его в сеть. «Даже если количество высококачественного контента и не увеличится, а я думаю, что это не так, то это все равно огромное количество хорошего материала, - говорит Хиршорн. – В конце концов, некоторые программы могут и провалиться, но сама модель будет успешной, я уверен».

Решение интеллектуальных задач

Вы можете себе представить, что где-то в огромном городе в маленькой однокомнатной квартирке в окружении огромного количества гитар живет человек, который миходом, c лету решает те задачки, которые поставили в тупик лучшие умы компаний из рейтинга Fortune 100?

Тем не менее, это так. В глобальной сети есть люди, которые помогают крупным корпорациям с мировым именем сделать шаг вперед. Любители, зарабатывающие своим умом тысячи долларов. Существует целое сообщество ученых-любителей InnoCentive, аналог iStockphoto в сфере разработок. Оно объединяет более 90000 талантов, помогающих корпорациям по всему миру.

Фармацевтическая компания Eli Lilly, основавшая InnoCentive в 2001 году, увидела в этом способ построить мост между своими сотрудниками и интеллектуальной элитой вне компании, людьми, которые могут помочь в разработке лекарств и запуске их на рынок. Но теперь InnoCentive стал сотрудничать и с другими фирмами, которые хотят получить моментальный доступ к экспертам. Такие компании как Boeing, DuPont и Procter & Gamble публикуют задачи и вопросы, с которыми не справляются их внутренние службы, на страницах сообщества и любой его участник или группа участников может взяться за их решение. Гонорар любителя за успешно «разгрызенную» задачку составляет от $10 000 до $100 000 при том, что компании платят администрации за саму возможность обратиться к экспертам. Согласно статистическим данным более 30% предложенных задач были решены участниками сообщества. Т.е. это 30% от тех задач, с которыми не смогли справиться внутренние эксперты, с опытом работы и специальным образованием.

«Сила InnoCentive в разнообразии интеллектуального фона», - считает Карим Лакхани, преподаватель технологий и инноваций в MIT.

Сами участники сообщества, это - обычные пользователи, увлеченные предметом, они могут в жизни быть юристами, студентами, жить в пентхаусах или гаражах, но они – те таланты, которые жизненно необходимы корпорациям. Они не только решают неразрешимые проблемы, но и не дают «перегревать» исследовательский рынок. Существующая модель R&D сломана. Так считает Ларри Хастон, вице-президент Procter & Gamble по инновациям. Именно он произвел революцию в компании, кардинально изменив структуру R&D. Procter & Gamble еще несколько лет назад была настолько закрытой корпорацией, что получила прозвище «Кремль в штате Огайо». В 2000 году, когда затраты на исследования и разработки продолжали расти, а продажи оставались на прежнем уровне, Хастон предложил изменить способ разработки новых продуктов. Увидев, что самые успешные продукты компании были результатом сотрудничества между различными подразделениями, он усовершенствовал модель и создал креативные центры вне компании. В результате шесть лет спустя производительность труда в Procter & Gamble увеличилась на 60%. А все потому что помимо 9000 штатных сотрудников R&D, компания работает с 1,5 млн исследователей по всему миру, связанных посредством интернета.

Procter & Gamble – один из самых первых клиентов InnoCentive, но компания работает и с другими центрами краудсорсинга. YourEncore, например, позволяет компаниям находить и нанимать разбросанных по миру ученых для решения конкретной задачи. NineSigma - онлайн рынок для инноваций, помогающий компаниям искать специалистов на рынке, подобно InnoCentive. «Люди принимают это за аутсорсинг, но это определенно не так, - говорит Хастон. - Аутсорсинг состоит в том, когда я нанимаю кого-то, чтобы настроить что-то или просто обеспечить новый сервис, и как только он делает это, мы расстаемся. Но мы сейчас говорим о привлечении людей извне и вовлечении их в творческий процесс. Это принципиально новый вид отношений».

Предложение для всех

Amazon создал еще один вариант краудсорсинга. Он помогает компаниям находить людей, и, конечно, сам использует услуги добровольцев, которые идентифицируют объекты на фотографиях, пишут краткие описания продукта, расшифровывают подкасты. Без сомнения, с этой работой могут справиться и компьютеры, но, во-первых, это требует написания определенных программ, а, во-вторых, приводит к большому числу ошибок. (Это доказанный факт, так как некоторые работники пытаются слегка сжульничать и прибегают к услугам различных программ). Задания такого рода не требуют особенных навыков и не занимают много времени, поэтому и компенсация за них небольшая – от нескольких центов до нескольких долларов. Но зато принять участие в этом проекте может любой желающий, это не требует каких-то особых знаний или специальной техники.

Не нужно считать, что краудсорсинг - это очередное западное веяние, не имеющее никакого отношения к России. Подобные тенденции слишком всеохватывающи, чтобы оставаться в пределах одного домена или одной страны.

В Рунете в 2003 году создан проект «Е-generator». В его основу положена та же идея, что и в InnoCentive. Это сообщество авторов, интерактивное творческое агентство или служба генерации идей. Ранее авторы просто выкладывали свои идеи на различных площадках, а теперь они могут это делать в одном месте, причем их идеи обязательно заметят. Заказчик оставляет свое задание, а редакторы «E-generator» выкладывают его на сайт и рассылают авторам. На настоящий момент в проекте участвует уже порядка 13000 авторов и работают они в основном в сфере маркетинга и рекламы. Конечно, пока этот проект не столь масштабен и известен, как его западные аналоги, но и краудсорсинг пока не столь распространен в России.

Реферат статьи «The Rise of Crowdsourcing» by Jeff Howe, опубликованной в журнале Wired
(c) перевод E-xecutive.Ru

Tuesday, August 29, 2006

Очень дорогое кино

Бюджет “Волкодава” составит $20 млн

Иван Филиппов
(c) Ведомости

30.08.2006, №161 (1688)

Самым дорогим фильмом в новейшей истории российского кинобизнеса может стать “Волкодав” с общим бюджетом $20 млн. Из них $6-7 млн уйдет на рекламу. Не факт, что проект окупится, предупреждают эксперты.

“Централ Партнершип” — крупнейший на российском рынке дистрибутор и производитель теле- и кинопродукции, входит в медиахолдинг “Проф-Медиа” Владимира Потанина и Михаила Прохорова. Оборот в 2005 г. — $70 млн. В 2006-2007 гг. планирует снять 38 полнометражных картин и 28 телесериалов.

На раскрутку первого российского фильма в жанре фэнтези “Централ Партнершип” потратит $6 млн, говорится в пресс-релизе компании. В зависимости от результатов первых двух недель проката картины рекламный бюджет может быть увеличен до $7 млн. Как уточнила PR-менеджер “Централ Партнершип” Марина Григорьева, 50% этой суммы пойдет на телерекламу, 20% — на наружную рекламу, остальное — на промоакции и рекламу в Интернете.

Ранее никто рекламных бюджетов не обнародовал, напоминает продюсер Михаил Зильберман. О затратах на рекламу говорили лишь в общих чертах — и никогда о таких суммах, соглашается руководитель рекламного отдела UIP (дистрибутор фильмов студий Universal и Paramount) Андрей Кокарев.

Рекламный бюджет “9 роты” составлял, по уверениям создателей, $3,7 млн. Затраты на производство картины — $9 млн. По данным Счетной палаты, в наружную и печатную рекламу “Турецкого гамбита” вложено более $1,2 млн. Реклама фильма транслировалась в эфире “Первого канала” в течение 573 минут, стоимость которых агентство Pro Media оценивает в $4-5 млн. Производственный бюджет картины равнялся $5 млн. Сколько было потрачено на рекламу “Дневного дозора” (бюджет — $4,2 млн), не объявлялось. По данным TNS Gallup AdFact, c 9 декабря 2005 г., когда стартовала кампания “Дозора”, по 8 января фильм рекламировался на телевидении 487 минут (в том числе 254 минуты — на “Первом канале”). По оценке Pro Media, это обошлось в $2-3 млн (с учетом того, что размещение на “Первом” было бесплатным). Затраты на наружную рекламу в Москве, по оценке агентства “Эспар Аналитик”, составили $600 000.

Гендиректор “Невафильма” Олег Березин полагает, что реальные затраты на рекламу предыдущих громких релизов назвать нельзя. “Все цифры, названные в нашей стране относительно кино, — неправда”, — сердится продюсер обоих “Бумеров” Сергей Члиянц и заверяет, что в рекламных бюджетах “много бартера и тонкостей” и заявления об их размерах делаются исключительно для продвижения картины.

В “Централ Партнершип” говорят, что производственный бюджет “Волкодава” составил $10 млн, однако, как рассказали “Ведомостям” два участника кинорынка, на производство картины было потрачено $13 млн. Эксперты полагают, что такие затраты на съемки и маркетинг “Волкодава” ставят под вопрос его финансовый успех.

У нашего рынка нет такого зрительского потенциала, чтобы этот проект окупился, считает Зильберман. “Не уверен, что российский прокат уже готов к таким суммам”, — соглашается гендиректор “Системы масс-медиа” Михаил Дунаев. “Пожалуй, единственное, что можно сопоставить по размеру бюджета с "Волкодавом", — это "Сибирский цирюльник", который стоил около $40 млн”, — вспоминает директор ТПО “Киностудия им. Горького” Станислав Ершов. Григорьева говорит, что все затраты на съемки “Волкодава” и его рекламу покрывались из внутренних средств компании. Прокатом картины также будет заниматься “Централ Партнершип”, добавила Григорьева, права на премьерный показ “Волкодава” проданы телекомпании НТВ. Назвать цену она отказалась.

Зильберман считает, что это позволит “Централ Партнершип” получить дополнительно 15-20% прибыли от проката, которые обычно “съедал дистрибутор”. В российском прокате можно собрать до $40 млн, считает Кокарев. Это позволило бы “Централ Партнершип” окупить расходы (50% прибыли от проката оставляют себе кинотеатры). Но и без рекордных сборов в кинотеатрах “Волкодав” может окупиться — за счет выпуска DVD, считает Березин, но это может растянуться на годы.

Wednesday, August 23, 2006

Пристроили 3% “Газпрома”

“Согаз” купил компанию, управляющую резервами “Газфонда”

Алексей Рожков, Ирина Резник, Анна Бараулина, Елена Мязина
(c) Ведомости 23.08.2006, №156 (1683)

Как стало известно “Ведомостям”, банк “Россия” уже четыре месяца заботится о пенсиях сотрудников “Газпрома” и управляет 3% акций концерна. Владельцы этого банка, давние знакомые Владимира Путина, вслед за страховой компанией “Согаз” купили еще один кусок финансовой империи “Газпрома”. Это компания “Лидер”, управляющая активами на 167 млрд руб., в том числе резервами НПФ “Газфонд”.

ЗАО “Лидер” создано в 1993 г. На 1 февраля 2006 г., по данным “СПАРК-Интерфакс”, его акционерами были НПФ “Газфонд” (96,3% акций), Газпромбанк (2,2%) и “Газпром” (1,5%). Активы под управлением “Лидера” на 1 июля 2006 г., по данным компании, составили 167,6 млрд руб., из них 165,7 млрд — пенсионные резервы НПФ. В страховую группу “Согаз” входят компании “Согаз”, “Нефтеполис”, “Газпроммедстрах”, “Согаз-жизнь”, “Газпроммедсервис”. Сборы группы в первом полугодии, по данным Росстрахнадзора, составили 21,2 млрд руб. (1-е место), выплаты — 12,5 млрд руб. НПФ “Газфонд” в 1994 г. учредили “Газпром” и его “дочки”, в том числе Газпромбанк. По данным ФСФР, на 1 июля пенсионные резервы фонда составляли 168 млрд руб., пенсионные накопления — 478 млн руб. Число вкладчиков — 133 000 (число сотрудников — 397 000), пенсионеров — 48 000.

О покупке УК“Лидер” объявила страховая компания “Согаз”. В ее отчете за II квартал 2006 г. говорится, что 75% + 1 акция управляющей компании были приобретены в апреле. И на сайте “Лидера” среди акционеров теперь значится “Согаз”. Весь пакет куплен у негосударственного пенсионного фонда (НПФ) “Газфонд”, рассказал “Ведомостям” начальник управления маркетинга “Согаза” Алексей Смертин. Назвать сумму сделки он отказался.

Сам “Согаз” еще недавно тоже входил в империю “Газпрома”, но два года назад монополия продала страховщика структурам питерского банка “Россия”, оставив себе лишь 19%. Связаться с представителями “Газфонда” и “Газпрома” вчера не удалось, в банке “Россия” от комментариев отказались. Гендиректор “Лидера” Анатолий Гавриленко не стал обсуждать решение акционеров компании.

“Лидер” полностью оправдывает свое название. Это крупнейшая компания страны по объему активов в управлении. Большая часть из них — это средства НПФ, главным образом “Газфонда”, который в разы превосходит все остальные фонды. По объему пенсионных резервов “Газфонд” более чем на 100 млрд руб. опережает пенсионные фонды “Благосостояние” (ОАО “РЖД”), “Электроэнергетики” (РАО ЕЭС ), “Лукойл-гарант”( НК “Лукойл”). Все они клиенты “Лидера”, но главный его актив — это примерно 3% акций “Газпрома” из портфеля “Газфонда”. Вчера этот пакет стоил 217 млрд руб.

Эти акции, а также другие активы “Газпрома”, которыми управляет “Лидер”, останутся у компании и после перехода под контроль “Согаза”, уверяет Смертин. Вскоре к ним могут добавиться еще и 33% акций Газпромбанка — банк собирается разместить в пользу “Газфонда” акции на $1,3 млрд.

Владельцы “России” хорошо знакомы с работой “Газфонда”. Еще в начале 2003 г. гендиректор банка называл фонд среди своих основных клиентов. Три года назад президентом “Газфонда” стал Юрий Шамалов, сын Николая Шамалова, владеющего 9,7% акций “России”. А в начале этого года заместитель гендиректора “Лидера” Евгений Логовинский перешел на аналогичную должность в “Согаз”. За два года, что структурам “России” принадлежит “Согаз”, питерские банкиры успели разобраться в финансовом бизнесе “Газпрома”.

Газовый концерн сохранил долю в капитале страховщика и остался его стратегическим партнером. После перехода под контроль “России” дела “Согаза” пошли в гору: головная компания группы, ОАО “Согаз”, в 2005 г. собрала 14,8 млрд руб. премии, а в первом полугодии 2006 г. — 11,8 млрд руб., как за весь 2004 г., при том что сборы страховщиков во второй половине года обычно выше — в это время перезаключаются крупные договоры. Часть своих денег страховщики группы “Согаз” доверили “Лидеру”.

Акционеры “Согаза” строят мощный финансовый холдинг — сейчас в него входят банк “Россия” и группа “Согаз”, а ведущие позиции “Лидера” и опыт работы с предприятиями газовой отрасли, энергетики и транспорта предопределили их выбор, объясняет Смертин. Возможно, собственники объединяют активы, чтобы управлять составляющими будущего холдинга было удобнее, допускает президент Национальной страховой группы Юрий Решетняк.

Как и в случае с продажей “Согаза”, “Газпром” оставил себе немногим менее 20% акций. Менеджер “Газпрома” объясняет это стремлением концерна избежать аффилированности с управляющей компанией, которая в таком случае лишилась бы права управлять резервами его пенсионного фонда. Бывший менеджер одной из крупных госкомпаний и руководитель крупной управляющей компании считают это объяснение логичным. Поэтому оценивать сумму сделки они считают бессмысленным. Управляющая компания обычно оценивается в 5-10% от суммы активов под управлением, говорит бывший главный исполнительный директор УК “Уралсиб” Алексей Чаленко, добавляя, что к “Лидеру” общие правила не применимы. Если бы “Лидер” был рыночной компанией, “Согаз” заплатил бы за нее около 10% от стоимости активов под управлением плюс премию за первое место по этому показателю, рассуждает президент УК “Тройка Диалог” Павел Теплухин. “Но я сомневаюсь, что кто-то в России готов заплатить за управляющую компанию 16 млрд руб.”, — отмечает он.

Wednesday, August 16, 2006

От плохого к великому

Станислав Шекшня (профессор INSEAD, партнер Zest Leadership)
(с) Журнал «Эксперт» №29(523), 14 августа 2006

В России мало высококлассных CEO. Ситуация может измениться лет через пять, если сегодня подготовкой директоров займутся собственники компаний, а сами наемные руководители пересмотрят систему ценностей

Российскому капитализму скоро исполнится двадцать лет, и на его счету немало достижений — полки магазинов надежно заполнены разнообразными товарами, подавляющее большинство россиян обеспечены мобильной связью, миллионы регулярно выезжают заграницу. Созданы динамичные и весьма привлекательные для иностранных инвесторов компании в новых для нас отраслях: «Вымпелком», МТС, «Тройка Диалог», «Пятерочка» и многие другие. Всему миру известны имена ведущих российских предпринимателей — Абрамовича, Фридмана, Дерипаски, Мордашова. Сформировался новый класс профессиональных менеджеров — финансистов, маркетологов, бухгалтеров, специалистов по логистике и управлению персоналом. При этом мы почти ничего не слышим о таком легендарном для современного капитализма персонаже, как профессиональный СЕО (генеральный директор). Где российские Велши, Барневики и Гоны?

Задуматься над этим вопросом меня заставили задушевный разговор с одним из успешных российских предпринимателей, сетовавшим на дефицит наемных менеджеров, способных заменить отцов-основателей у руля компании, и проведенный по его итогам блиц-опрос владельцев и председателей советов директоров 57 достаточно крупных российских компаний, в которых генеральный директор является наемным сотрудником. На вопрос «Удовлетворены ли вы работой своего гендиректора?» 14 участников ответили «да», 15 — «нет и активно ищем замену», 22 — «нет, но лучше все равно не найти», шестеро затруднились с ответом.

В чем причина того, что в России не только не появились выдающиеся гендиректора, но и существует кризис просто хороших первых руководителей? Как долго сохранится такая ситуация? Что можно сделать для ее преодоления? Эти вопросы легли в основу исследования, результаты которого представлены в данной статье (см. «Об исследовании»).

Об исследовании

Тремстам генеральным директорам российских компаний был разослан специально разработанный опросник. Обратно было получено 73 заполненные анкеты, которые и легли в основу обобщений. Было также проведено 8 дополнительных интервью с участниками опроса.

На основании анализа результатов исследования гендиректоров был создан опросник для их подчиненных, который был разослан в 25 компаний, обратно было получено 128 анкет, которые легли в основу обобщения. Помимо этого было проведено 15 интервью с сотрудниками компаний.

Данные о взглядах акционеров были получены из первичного опроса 57 компаний и 11 интервью.

Что делает СЕО успешными?

Мы мало что знаем о российских генеральных директорах; их коллеги с Востока и особенно с Запада изучены гораздо лучше. Большинство исследователей первых лиц в компании сходятся во мнении, что национальные особенности накладывают существенный отпечаток на то, как работает СЕО, однако отмечают существование общих тенденций в том, чем он занимается и что отличает успешных руководителей от остальных.

СЕО во всех странах мира испытывают все большее напряжение — увеличивается число их контрагентов, сокращается время принятия решений, расширяется информационный поток, устаревают продукты и технологии. В результате современные руководители должны практически постоянно заниматься исключительно сложной задачей, которая на протяжении ХХ века решалась не чаще чем раз в 20 лет, — обновлять бизнес-модели своих компаний. Причем делать это в условиях невероятно возросших требований к информационной прозрачности и открытости.

Не все руководители справляются с новыми требованиями — профессор INSEAD Манфред Кетс де Врис оценивает неудачи на должности СЕО современной компании в 50%. Срок пребывания на позиции руководителя публичной европейской компании сократился за последние 30 лет в два раза — с 11 до 5,5 лет. В США и Юго-Восточной Азии наблюдается та же тенденция.

При этом СЕО зарабатывают все больше и больше. В период с 1993−го по 2003 год среднее денежное вознаграждение американского гендиректора выросло с 1,9 млн долларов до 4,9 млн (в долларах 2003 года). Соотношение между вознаграждением американского СЕО и рабочего увеличилось за 30 лет почти десятикратно и составляет, по разным оценкам, от 150 до 400 раз! Очевидно, что доля руководителей в создаваемой компанией стоимости значительно возросла в последнее время. Это является отражением одной из важных черт современной экономики, в которой эффективность работы СЕО определяет львиную долю успеха компании. Поэтому успех руководителя приносит ему не только диспропорционально высокое вознаграждение, но и славу, внимание средств массовой информации и статус международной знаменитости. Кажется, что игра стоит свеч, тем более что рецепт успеха достаточно хорошо изучен.

Каждый успешный СЕО непохож на другого в том, как он выполняет свои функции, однако функции эти схожи. Современный гендиректор должен эффективно играть по меньшей мере семь ролей (см. «Ролевая модель СЕО»).

Во-первых, он главный исполнитель, обеспечивающий бесперебойное функционирование компании и достижение ожидаемых результатов за счет постановки амбициозных, но реальных целей, координации деятельности людей и подразделений, создания систем контроля и обратной связи. Во-вторых, он стратег, который изучает и интерпретирует внешний мир, создает собственную концепцию развития мира и бизнеса и на ее основе формирует долгосрочное планирование и бизнес-модель компании. В-третьих, гендиректор выступает в качестве главного энерджайзера организации, придает смысл деятельности ее сотрудников, воодушевляет их и направляет на выполнение поставленных целей. В-четвертых, он наставник, который утверждает ценности и поведенческие нормы в компании, лично развивает своих подчиненных и наиболее талантливых сотрудников, делает их них эффективных руководителей, при этом ведет активный диалог с организацией, прислушивается к различным мнениям, поощряет нонконформизм и критику. В-пятых, СЕО — новатор, разрушающий отжившие свой век ментальные и организационные модели: он избавляется от продуктов, активов, подразделений и сотрудников, которые перестали приносить пользу, и активно продвигает все новое. В-шестых, это посол, представляющий и защищающий интересы компании во внешнем мире. Успешный СЕО в состоянии совмещать столь разные роли потому, что овладел центральной ролью — ролью хозяина, то есть действует, исходя из долгосрочных (простирающихся за границы его пребывания в должности) интересов компании, и умеет подчинять собственное «я» этим интересам.

Безусловно, интенсивность каждой из описанных выше ролей меняется во времени и пространстве. Для Джона Брауна, СЕО ВР, одной из самых эффективных в мире энергетических компаний, осуществляющей экспансию в новые экзотические страны и активно развивающей бизнес нетрадиционной энергетики, роли посла и новатора сегодня важнее, чем роль исполнителя или стратега. Однако десять лет назад, когда Браун вступил в должность, именно последние роли занимали основную часть его времени. Наверное, на свете нет ни одного человека, который мог бы одинаково успешно играть все семь ролей СЕО. Эффективные руководители отличаются тем, что понимают необходимость этих ролей и активно задействуют своих подчиненных для их исполнения. По мере усложнения должности СЕО этот пост все меньше и меньше остается сферой деятельности одного человека и превращается в своеобразную ширму, за которой скрывается работа многих людей. Правда, всю ответственность за ее результаты по-прежнему несет один человек, чье имя написано на ширме крупными буквами — сам СЕО.

А что у нас в России? Чтобы ответить на этот вопрос одной фразой, я позаимствую ее у одного бывшего директора, а ныне председателя совета директоров: «Наш генеральный директор, как наша сборная по футболу — потенциал огромный, а исполнение… оставляет желать лучшего».

Чтобы ответить на этот же вопрос более обстоятельно, давайте посмотрим на генеральных директоров с трех точек зрения — их самих, владельцев их компаний и их подчиненных.

Какими они видят себя

Российские генеральные директора видят себя скромными, хорошо делающими свое дело профессионалами, которые работают чуть лучше, чем возглавляемые ими компании (работу компании все участники опроса оценили не ниже, чем «удовлетворительно»). Причину такого несоответствия они объясняют сильным влиянием других факторов, таких, как вмешательство собственников в управление компанией, некомпетентность персонала и общий негативный фон, создаваемый для бизнеса государством. Если в оценке собственных результатов мнения опрошенных почти совпали, то в отношении справедливости вознаграждения за собственный труд они существенно разошлись: 20% полагают, что их вознаграждение ниже их вклада, 5% считают его завышенным, а 10 не могут соотнести свое вознаграждение и вклад.

Что стоит за этой самооценкой?

Знание и понимание себя и окружающей среды. Российские генеральные директора считают, что имеют четкие краткосрочные и стратегические цели, собственные программы действий, хорошо знают свои сильные стороны и несколько хуже слабые. Для большинства из них главным в жизни является материальное и эмоциональное благополучие, на втором месте стоит собственное развитие и на третьем — создание успешного бизнеса, высококлассной компании. Интересно, что между краткосрочными и долгосрочными целями существует достаточно высокая степень корреляции, что косвенно подтверждает, что генеральные директора действительно задумываются о своей жизни и о долгосрочных перспективах.
При этом перспективы развития компании под своим руководством они знают несколько хуже. Хотя все участники опроса заявили, что у них есть своя программа, многие не смогли сформулировать ее суть в одной фразе, отделавшись стандартными «максимальная прибыль», «успех» или «четко следовать намеченному плану». Но некоторые гендиректора имеют действительно оригинальные программы, за которые не было бы стыдно и великим СЕО, — например, «построение идеального механизма создания стоимости в краткосрочной перспективе» или «устойчивый ежегодный рост на десятки процентов при постоянном увеличении рентабельности».

Гендиректора достаточно единодушно верят, что хорошо понимают потребности и ожидания своих ключевых контрагентов за исключением государства. Лучше всего им понятны чаяния своих прямых подчиненных — топ-менеджеров и клиентов, чуть хуже — рядовых сотрудников и акционеров.

Навыки, компетенции и недостатки.

Говоря о своих сильных сторонах, российские гендиректора называют три составляющие лидерского успеха:

  1. интеллект (IQ) в таких его проявлениях, как синтетические и аналитические навыки, системность;
  2. эмоциональный разум (EQ) — харизма, навыки влияния и коммуникации, интуиция;
  3. воля, настойчивость, выносливость.

Главными недостатками они считают:

  1. мягкость и нерешительность во взаимодействии с подчиненными и партнерами;
  2. неорганизованность и плохое управление собственным временем;
  3. неуверенность в себе и прочие мелкие слабости.
Отметим, что ни среди сильных, ни среди слабых сторон не прозвучало знание себя или знание собственных целей и ценностей: в отличие от бизнес-лидеров мирового класса, российские гендиректора не придают этому особого значения. В целом коллективный разум участников опроса рисует портрет умного, по-житейски хитрого, расчетливого, обладающего железной волей, лишенного маленьких слабостей и больших страстей, суперорганизованного технократа как идеального гендиректора. Похоже на Ли Якокку или Джона Макнамару — американских героев 1980−х или даже на самого Альберта Слоуна — легендарного архитектора General Motors 1930–1950−х годов, но не на лидеров 5−го уровня Джима Коллинза (автор книги «От хорошего к великому») — героев века XXI.

Что они делают.

Российские гендиректора работают в традиционной иерархической модели индустриальной эпохи, где топ-менеджеры думают и контролируют, а подчиненные исполняют. Некоторые из участников опроса заявили, что выработка бизнес-стратегии полностью их прерогатива, остальные сотрудники из этого процесса исключены. Лишь один гендиректор большей частью делегировал эту функцию своим подчиненным; остальные полагаются в основном на собственные способности. Второй по значимости функцией является продолжение первой — постановка годовых целей и контроль за их исполнением. Третьей — обновление бизнеса, то есть ликвидация или реформирование всего устаревшего — структур, продуктов, подразделений и увольнение непроизводительных сотрудников.

По их собственному признанию, меньше всего генеральные директора занимаются маркетингом, продажами и отношениями с клиентами и поставщиками, с удовольствием предоставляя эту возможность своим подчиненным.

При этом они отмечают, что в своих действиях руководствуются долгосрочными интересами компании, осуществляют только те инвестиционные проекты, в которые бы вложили собственные деньги, и с готовностью подчиняют собственное «я» интересам компании.

Если усреднять результаты обзора, то, согласно самооценке, российские генеральные директора активно играют роли стратега и хозяина, в несколько меньшей степени новатора, в еще меньшей степени посла и наставника и в значительной степени делегируют своим подчиненным роли энерджайзера и исполнителя.




Какими их видят владельцы

Суммируя представления владельцев компаний о собственных генеральных директорах, можно выделить несколько общих тем.

Первая, довольно низкая степень удовлетворенности тем, как работают директора. При этом конкретные упреки могут быть прямо противоположны: «не хочет вникать в детали» и «слишком много занимается мелочами», в том числе и от одного и того же владельца, как в случае с приведенными цитатами.

У большинства владельцев нет детального представления о том, как должен работать гендиректор, практически никто из них не пытался формализовать свои ожидания или обсудить их в разговоре с ним. По умолчанию предполагается, что гендиректор должен все понимать или обо всем догадываться. Самым близким к общему взгляду может стать утверждение одного из интервьюированных отцов-основателей: «Он должен работать, как я, только лучше, иначе зачем мне было уходить».

Вторая общая тема — трепетное отношение создателей к своему бизнесу и огромная степень внимания к нему и зачастую недоверия в отношении тех, кто теперь этим бизнесом управляет. Владельцы довольно сильно расходятся с гендиректорами в оценке того, насколько хорошо последние играют роль хозяина. При этом многие из них глубоко сомневаются в том, что наемный управляющий вообще может играть эту роль. Отсюда — сложные системы контроля, советы директоров, заседающие по несколько раз в месяц и рассматривающие мелкие вопросы, сверхмощные ревизионные комиссии, а часто и физическое присутствие собственника в офисах компании и сохранение за ним определенных управленческих функций генерального директора, поскольку последний «еще не готов», «не знает всей картины» или «с ним просто не будут разговаривать по этому вопросу».

В то же время собственники вполне единодушны в том, что без наемных профессиональных управляющих сегодня уже не обойтись. Дальше мнения расходятся: многие считают, что таких управляющих нужно искать на стороне и заменять существующих, как только найдутся лучшие, значительное меньшинство придерживается мнения, что лучше подождать, когда научатся уже работающие директора. При этом практически никто не говорит о собственном участии в развитии генерального директора и о необходимости корректировки своего поведения, систем контроля и взаимодействия с гендиректором. «Спасение утопающих» рассматривается как их собственная обязанность и функция.

Какими их видят сотрудники

Сотрудникам российских компаний их лидеры представляются твердо стоящими на плечах своих доверенных лиц из числа высшего руководства эгоистами, высоко задирающими носы. Там наверху — основные объекты внимания гендиректора, которым он уделяет львиную долю своего времени, — акционеры и представители государственных органов власти. Их он холит и лелеет, их ожидания он знает лучше всех других, работать с ними предпочитает сам.

Повышенное внимание к двум названным контрагентам СЕО компенсируется за счет сниженного внимания к двум другим категориям — сотрудникам, а также клиентам и поставщикам, чьи потребности гендиректор понимает значительно хуже и взаимодействие с которыми он в большой степени делегирует, за исключением такой важной функции, как постановка целей и контроль за их достижением.

Вразрез с устоявшимся стереотипом российского руководителя и мнением самих директоров сотрудники считают, что их лидеры активно перекладывают решение задач на своих подчиненных. Так, разработкой стратегий подчиненные занимаются чуть больше, чем гендиректор, организационным обновлением и развитием сотрудников с потенциалом — почти на треть больше, а взаимодействием с клиентами и поставщиками — в три раза больше. В рамках ролевой модели СЕО российские руководители, по мнению их подчиненных, наиболее активно играют роли главного исполнителя и посла, слабее роли стратега и новатора, едва заметно — роль ментора и полностью игнорируют роль энерджайзера. Они как бы не замечают существования своих последователей, за исключением команды высшего менеджмента. При этом, по мнению сотрудников, директора умеют подчинять собственное «я» интересам компании, готовы брать на себя неприятные обязанности, взаимодействовать с им лично несимпатичными людьми, если это нужно компании, то есть демонстрировать элементы поведения хозяина. Проблема только в том, что их не волнуют долгосрочные интересы компании, ее будущее после их ухода, что является основной составляющей роли хозяина.

В работе гендиректора активно используют свой высокий интеллект, сильную волю, настойчивость, уверенность в себе. Им не свойственна излишняя мягкость в отношении своих подчиненных, зато они проявляют достаточно высокую степень доверия к ним. Гендиректора обладают средним уровнем социальной эмпатии, предпочитая действовать в зоне рационального. Подчиненные оценивают их личную эффективность и умение управлять временем как средние.

Что касается результатов деятельности компаний, то сотрудники оценивают их несколько скромнее, чем генеральные директора (примерно на полбалла по четырехбалльной шкале), при этом практически не делают различия между оценкой результатов предприятия и его руководителя — в подавляющем большинстве случаев они совпадают. Прямо противоположную позицию заняли опрошенные, отвечая на вопрос о соответствии вознаграждения директора его вкладу в успехи компании: около половины считают, что оно соответствует и примерно столько же — что вознаграждение превышает реальный вклад. (Тут следует заметить, что большинству участников опроса вряд ли известна величина вознаграждения гендиректора их компании.)

В целом сотрудники относятся к своим директорам с уважением, без страха, но и без большой любви. Кажется, что им явно не хватает внимания первого лица или способной увлечь всех идеи — почти все они считают, что у их директора есть своя программа, но никто не смог ее сформулировать.

Диагноз — что и почему?

Откуда берутся хорошие гендиректора

Собственник-управляющий:

  1. формирует в компании «жизненное пространство» для гендиректора
  2. создает больше линейных должностей с ответственностью за прибыль, проекты
  3. выделяет строку в бюджете «ошибки будущих звезд»
  4. развивает систему оценки и вознаграждения сотрудников с лидерским потенциалом
  5. привлекает иностранных СЕО в качестве наставников для способных менеджеров

Генеральный директор:

  1. связывает реализацию собственных целей с успехом руководимой им компании
  2. изучает «самого себя» и то, каким его видят ключевые контрагенты
  3. изучает профессию, обменивается опытом с коллегами
  4. создает систему «распределенного лидерства» в компании для более полной реализации ролевой функции CEO
  5. формирует управленческую команду, ориентируясь на общие ценности и профессионализм, а не на личную преданность

Если взять общее из самооценки, оценки сотрудников и акционеров, то получится, что современный российский гендиректор еще не СЕО, по крайней мере в том понимании, которое представлено в начале статьи. Главная проблема заключается в том, что он играет ограниченное число ролей, осознанно исключая другие из сферы своей ответственности; сосредоточен на себе самом, акционерах и важных чиновниках в ущерб вниманию к клиентам, сотрудникам и партнерам; рассматривает работу как средство для достижения более важных и не связанных с ней жизненных целей, планирует свои действия, имея в виду преимущественно краткосрочную перспективу.

Важно подчеркнуть, что наш гендиректор не СЕО не потому, что кишка тонка, как раз наоборот, он располагает всем, что нужно эффективному лидеру современной компании: интеллектом, социальными навыками и эмоциональным разумом, энергией и железной волей. Он не уступит ведущим глобальным СЕО ни по одному из этих параметров, да и специальные бизнес-навыки у него на достаточно высоком уровне. Коренное различие не в способностях, а в отношении или, говоря языком психологии, в установках. Именно это отношение — не бизнес-лидера, а наемного менеджера — не позволяет российским гендиректорам стать великими. В отличие от своих именитых коллег российские директора рассматривают свою должность как «работу», средство для достижения чего-то еще, а не как «призвание». Несколько факторов лежат в основе сложившихся установок и объясняют, почему в России до сих пор не появились великие директора.

Россия на рубеже веков.

Во-первых, Россия переживает предпринимательский бум и находится в стадии быстрого экономического роста, что делает создание собственного предприятия реальным для значительного числа интересующихся бизнесом людей. При этом размер большинства российских компаний, за исключением десятка наиболее крупных, является достаточно скромным для высокоамбициозных лидеров, которые предпочитают работе по найму предпринимательство. Фигура предпринимателя, владельца бизнеса в современной России значительно весомей фигуры наемного гендиректора; пусть даже очень крупной компании. При этом до самого последнего времени в силу неразвитости российского фондового рынка возможности создания личного материального богатства у наемных генеральных директоров были несопоставимо скромнее, чем у предпринимателей. В результате наиболее способные к управлению люди выбирали карьеру предпринимателя, а не наемного управляющего.

Во-вторых, большинство частных российских компаний принадлежат людям энергичным, полным сил (а зачастую и просто молодым). Эти бизнес-лидеры далеки от идеальных наставников для будущих великих СЕО, а принадлежащие им организации не являются совершенными полигонами для подготовки будущих гениальных управленцев. Как правило, в таких компаниях создатель играет гипертрофированно центральную роль, затмевая собой всех и вся и почти не оставляя свободного пространства — столь необходимого для воспитания лидеров elbow room («комната для драки». — «Эксперт») — своим менеджерам.

Соответственно, в России нет важнейшего условия появления великих СЕО — профессиональной подготовки бизнес-лидеров в компаниях, являющейся приоритетом для ее первого лица. Инициируемые службой по работе с персоналом программы ассессмента или развития карьеры ничего общего с такой подготовкой не имеют. Это, пожалуй, главная причина — великим СЕО просто неоткуда было взяться, если они, конечно, не были хозяевами и не тренировали сами себя. При этом, даже уступив должность генерального директора, отцы-основатели остаются сильно вовлеченными в бизнес, превращаются в надсмотрщиков за новым управляющим, занимают непропорционально много его времени и внимания.

Можно добавить, что и в обществе в целом до сих пор нет институтов, которые бы адекватно готовили специалистов к занятию высших должностей в компаниях.

Небогата Россия и ролевыми моделями для будущих СЕО, что, на мой взгляд, во многом объясняет несколько однобокое и устарелое представление о работе СЕО, сложившееся у современных российских гендиректоров. У хозяев-предпринимателей они учатся предельной рациональности, сконцентрированности на результате любой ценой (обратной стороной этой медали является краткосрочное мышление и некоторое пренебрежение сотрудниками). У директоров советского периода — концентрированности на начальстве, умению скрывать собственные эмоции; у политиков — той же краткосрочности взгляда, циничности слов и действий, пренебрежению к подчиненным.

Сами генеральные директора.

Могли ли в такой сложной внешней среде стать великими нынешние генеральные директора российских компаний? Сделать им это было чрезвычайно трудно, однако наблюдение за многими говорит, что даже в cтоль непростой обстановке они не использовали все имеющиеся в их распоряжении резервы. Если абстрагироваться от ситуационных и культурных факторов и сравнить российских гендиректоров с наиболее эффективными глобальными СЕО, то в глаза бросаются три существенных различия. Оговорюсь сразу: для четкости изложения прибегну к некоторой степени обобщения.

Несмотря на многочасовой рабочий день, для российских гендиректоров жизнь начинается, когда этот день заканчивается. Их основные жизненные цели лежат за пределами возглавляемого ими предприятия. Их отношения с бизнесом построены на рациональном взаимовыгодном обмене, а не на страсти. Великие же СЕО, вне зависимости от того, принадлежит ли им хоть одна акция компании, живут интересами своего предприятия. Будучи в основной своей массе, как и великие зарубежные СЕО, конструктивными нарциссистами с сильным эго, российские гендиректора лишают себя огромных возможностей для его реализации через создание не просто результативных, но особенных компаний, носящих печать жизненной философии руководителя. Во многом это связано с тем, что сами директора не склонны к рефлексии и уж точно не склонны к разделению собственных страстей со своей организацией, предпочитая прятать их за маской рационального технократа и давать им волю в частной жизни. Тем самым они не задействуют на работе важнейший лидерский ресурс — собственные положительные эмоции — и значительно снижают свою эффективность.

Второе существенное отличие связано с ролевой моделью поведения гендиректора в организации. Великие СЕО работают на всех уровнях компании, вовлекая в исполнение ролей СЕО других сотрудников, то есть практикуют так называемое рассредоточенное лидерство. Российские же директора предпочитают работать на самом верху иерархии, взаимодействуют с ограниченным кругом избранных — акционерами, высшим менеджментом, важными чиновниками, монополизируют «чистые» роли и полностью делегируют «грязные». Такое положение дел связано не с тем, что наши гендиректора боятся запачкаться — они очень трудолюбивые и волевые люди, а с тем, что у большинства из них в голове неверная модель того, что такое эффективный руководитель. Национальное сознание рисует руководителя сидящим на вершине небожителем, спускающим вниз гениальные директивы и взаимодействующим с такими же великими, активные собственники требуют повышенного внимания — это связано с почти полным отсутствием практики и навыков обратной связи в российских компаниях. Как показывают результаты исследования, для современных российских компаний характерен глубокий разрыв между СЕО и остальной организацией, отсутствие эмоциональной связи. Вспомним, как легко срываются современные россияне с насиженного места, получив предложение с 20−процентным повышением зарплаты. Кстати, и сами гендиректора являются профессионально высокомобильными людьми, что подтверждает тот же тезис об отсутствии особой привязанности к «своей» компании и амбиций создать что-то действительно особенное.

И наконец, великие СЕО всегда окружены другими эффективными и самобытными лидерами, активно их поддерживают, развивают и продвигают, в то время как российские гендиректора одиноки на своем Олимпе, несмотря на то что многие из них перемещаются из одной компании в другую с целыми командами. Но членство в команде определяется личной преданностью руководителю и близостью жизненных установок, а не масштабом лидерского потенциала кандидата. Да и должности эти люди, как правило, занимают вспомогательные. Показательно признание одного гендиректора, сменившего за 11 лет карьеры пять работодателей: «Я понимаю, что те, кто переходит со мной, не являются самыми сильными профессионалами; но я абсолютно уверен, что никто из них не воткнет мне нож в спину. В нашей стране это исключительно важно».

К сожалению, лишь немногие генеральные директора российских компаний с увлечением занимаются поиском и развитием талантов, созданием лидеров, большинство же считают эту работу если не опасной для себя, то бесполезной и не заслуживающей времени и сил большого руководителя. Приведем слова гендиректора успешной добывающей компании: «Меня никто не развивал, и, слава Богу, неплохо получилось. И я никого развивать не буду, я не педагог».

Как быть?

В эпоху, когда, по словам СЕО «Самсунга» Ли Кун-хи, «один человек может заменить десять тысяч сотрудников», подготовка высококлассных руководителей должна быть приоритетом каждого заботящегося о своем будущем общества. Применительно к России профессия генерального директора — это та область, в которой несколько тысяч человек в течение следующих 5–10 лет могут в значительной степени изменить лицо страны.

Развитие эффективных управляющих должно стать приоритетом номер один для владельцев компаний. Собственники должны начать управлять этим процессом так же активно и эффективно, как они управляли приобретением активов, повышением операционной эффективности, инвестиционным процессом, публичным размещением акций. Они должны научиться эффективно оценивать, искать, вознаграждать, наказывать и, самое главное, делиться властью и осуществлять обратную связь с действующим и будущим генеральным директором.

Прежде всего владельцам нужно переосмыслить собственную роль в организации и высвободить определенное управленческое пространство на разных иерархических уровнях для людей с лидерским потенциалом. В российских компаниях должно появиться больше линейных должностей с ответственностью за прибыль, проекты и других возможностей для тренировки лидеров. К сожалению, лидера нельзя подготовить в учебном классе — лидером можно стать, лишь набив шишки и синяки, поэтому российские организации должны ввести особую строку в бюджет — на ошибки будущих звезд — и развивать толерантность по отношению к развивающимся талантам и их промахам. Как при любой культурной трансформации, в данном случае поведение первого руководителя-собственника будет определяющим. Рассказывает один предприниматель: «Первое время я сжимал кулаки и считал про себя, когда мне хотелось наорать на совершившего ошибку менеджера, после года упорной тренировки я научился улыбаться, а теперь искренне считаю каждую ошибку возможностью научить их чему-то новому».

Не менее важной для изменения культуры является перенастройка таких управленческих систем, как оценка и вознаграждение — поиск и развитие сотрудников с лидерским потенциалом должны стать важнейшим критерием оценки эффективности руководителей и фактором принятия решения о вознаграждении и продвижении.

Развитие лидера невозможно без положительных примеров и наставничества, поэтому российским компаниям следует вспомнить введенную еще Петром I практику привлечения иностранных CEO для работы в стране не только в качестве первых руководителей, но и в качестве персональных наставников для наиболее способных менеджеров. Отдача от таких вложений будет гораздо более высокой, чем от обучения в бизнес-школах или стажировок за границей.

Сами генеральные директора также могут сделать многое. Прежде всего они должны осознать исключительную важность своей профессии для общества и смотреть на себя не как на временщиков, которым нужно таскать угли из костра, пока тот не затух, и перебегать из одной компании в другую при обещании дополнительных X процентов к зарплате, а как на созидателей будущей России, в которой большинство активного населения будет работать в возглавляемых ими компаниях. Понять, что в этой, как и во всякой другой, профессии между мастерами и середняками существует огромная разница и загореться мечтой стать мастером. Объединиться для обмена опытом и совместного развития. Сделать изучение самих себя и совершенствование на основании этого знания такой же важной и постоянной частью своей работы, как стратегическое планирование и взаимодействие с представителями органов власти.

Если все это реализовать, то через пять лет в России будет несколько сотен высококлассных СЕО и замечательных компаний. Если нет — эффективные гендиректора тоже будут, но, скорее всего, их можно будет пересчитать по пальцам рук, и имена их известны автору уже сегодня.